Утилизация масс
То, о чем я сейчас думаю, довольно опасно писать публично — многие могут неправильно понять, а некоторые, что еще хуже, могут понять правильно. Но, как говорила та ворона, «на хрена мне эти перья…». В общем, если у Ортеги было про «восстание масс», то у меня сейчас — про утилизацию масс.
13 Января 2015 15:09:23
автор: Алексей Чадаев
То, о чем я сейчас думаю,
довольно опасно писать публично — многие могут неправильно понять, а некоторые,
что еще хуже, могут понять правильно. Но, как говорила та ворона, «на хрена мне
эти перья…». В общем, если у Ортеги было про «восстание масс», то у меня сейчас
— про утилизацию масс.
Вот взять эти парижские дела с
исламистами и каррикатуристами. Понятно задним числом, зачем были нужны именно
Европе все эти войны-революции последних лет — Ливия, Сирия и прочий Египет:
нужно было куда-то деть наплодившуюся там радикальную исламскую молодежь, на
какую-нибудь войну за веру. Желательно за морем и так, чтоб большую часть этого
воодушевленного юношества поубивали их же единоверцы, но, к примеру, шииты.
Издержка в том, что некоторые
потом возвращаются, к тому же научившись стрелять. Ну, это нехорошо, нехорошо:
Рамзан, резонно вроде бы возмутившийся тем, что после убийств сотен тысяч в тех
же Ливиях и Сириях никто в Париже почему-то на марши не выходил, как-то еще не
привык к их стилю мышления — мол, то во всяких неприличных странах, а то в
самом Париже. Но он, действительно, еще не понял, что эти европейские гуманисты
на самом-то деле куда более жестокие убийцы, чем любой «боевик», просто
предпочитают это делать чужими руками и не светиться. В отличие от юношей с
зелеными повязками.
Собственно, у Европы только с
ними и проблема: свои, то есть из автохтонных народов, немногочисленные
юнцы-борцы давно уже утилизированы куда более гуманными способами — в рядах
антиглобалистов, экологов, ЛГБТ-активистов и т.п. форм общественно-приемлемого
(и не несущего никаких существенных угроз системе) радикализма. Вся
«французская философия», сколько ее ни есть, занимается интеллектуальным
обслуживанием всего этого дрочева, сколь живописного, столь и безобидного.
Бассейн-лягушатник, изобретенный, кажется, еще в Латинском квартале в 1968
году.
Мы, как всегда, шли в последние
пятнадцать лет своим путем, создав сразу два лягушатника: один — «несистемная
оппозиция» (она же блогосфера, она же политическая журналистика, она же
хипстериат), другой — «молодежная политика». По кадровому составу, роду
деятельности, образу жизни, взглядам и привычкам это была совершенно одна и та же среда, взаимно дисперсная и легко проницаемая в
обе стороны.
Вот, скажем, в 2008-м пришел ко
мне в ОПРФ один полуоппозиционный активист с неким замутом по жилью для молодых
семей. Я его предложил пристроить в ЕР-овский партпроект соответствующего
профиля, но там своих таких шустрых было вагон, и его не взяли. А спустя три
года он водит толпы на площадях, раздает интервью мировым СМИ, называет с
трибун одних жуликами, других баранами — звезда звездой; а мог бы тихо сидеть в
Думе и пилить чонить по мелочи, не особо и отсвечивая. Я, грешным делом, и
сейчас думаю, что если б не презрительное «а это ваще кто?» из уст
тов.начальника — в ответ на мое предложение взять перспективного кадра на
работу — мы б его фамилию видели только в официальных пресс-релизах об
очередных успехах и достижениях. Как сейчас — в судебных сводках: собсно,
система за то на него и окрысилась, что выглядит он и разговаривает как мелкий
шустрила из «Молодой Гвардии ЕР», да и по жизни, на самом-то деле, про то же,
про что и они все (там лес, тут почта, здесь конторка в Черногории), а
спозиционирован чуть ли не как Махатма Ганди. Но на это хомяк сказал крысе —
знаешь, у меня пиар лучше. А точнее — болванка, неудачно сошедшая с
утилизационного конвейера для молодых и энергичных.
Но это, что называется,
иллюстрация к основной мысли. Которая состоит в том, что наиболее преследуемой,
дискриминируемой и нежелательной категорией все больше будет становиться та
самая личность и индивидуальность, которую по ренессансной традиции все еще —
вроде как — пытаются вырастить и раскрыть в системе образования. Восемь
миллиардов тесеев, персеев и гильгамешей — это земля в клочья разлетится.
Коммунальному миру нужен другой, совсем другой массовый человек — примерно тот,
который описан у Одена в «The Unknown Citizen» — с поправкой на то, что в наше
время, конечно, он должен быть не отцом пятерых детей, а бездетным геем,
вегетарианцем и экоактивистом.
Потребитель времен расцвета
«потребительского общества» — это устаревшая модель. Его проблема в том, что он слишком много жрет и слишком много гадит, и у него слишком много
всякого барахла и хлама, которое, просуществовав какое-то время у него дома без
пользы и смысла, отправляется на свалку и там отравляет окружающую среду. Кроме
того, будучи обременен семьей, он или пьет и дерется (то есть агрессивен), или,
что хуже, имеет амбиции и аппетиты, подогреваемые женой/детьми/рекламой. В
прошлые времена эта энергетика использовалась в рыночном движке, превращая его
в белку в колесе, но сейчас наступает режим экономии энергии.
Поэтому — никакой агрессии (и
вообще сильных чувств). Никаких аппетитов — умеренность и аккуратность во всем.
Никаких идей и ценностей, за которые надо бороться и умирать — одна только
толерантность, на страже которой будут стоять ракетные комплексы и
дроны-беспилотники. Никакой конкуренции между людьми (то есть адреналина и
тестостерона) — каждый уникален, прекрасен и уже одним этим важен для общества,
даже если он даун или здоровый, но лоботряс. Вообще никакого «труда» — это
теперь для роботов или вьетнамских детей: для людей же вместо труда теперь
креатив и позитив, арт-проект и благотворительная акция.
Ну и само собой никакой политики
в смысле реальной борьбы за власть и за возможность что-то поменять (вместо нее
— уличные акции и диванные войны в сети). Никакого бизнеса в смысле реальной
борьбы за ресурсы (вместо него — «стартапы» и «венчуры»). Никакой живой
культуры и мысли — вместо нее совриск и «актуальная философия».
В общем, массовый человек
получается достаточно стерильный, безобидный и безопасный. Удобный для жизни в
мегаполисе. Таких можно в одном городе хоть сотню миллионов селить — ничего
страшного не произойдет.
А всех остальных замочат. Точнее,
это они замочат друг друга сами. Для этого есть специально обустроенные
площадки для игры в хардбол — Ливия, Сирия, Ирак… Украина, наконец.
Вот примерно об этом были
парижские марши.
Алексей Чадаев
показать больше статей